Печатные СМИ

"ЭКСПЕРТ": "Три ответа на теракты в Европе"

После серии терактов во Франции и в Австрии Европа может изменить свое отношение к мигрантам в сторону большей радикализации. Однако идеологическая почва этого поворота чревата новыми жертвами

Уже давно Европа не подвергалась столь массированной атаке радикального ислама и не встречала столь же радикальной на него реакции, идущей прямо изнутри западной социальной действительности. Сначала череда нападений фундаменталистов прокатилась по Франции и привела к гибели или ранению десятка людей. Волну насилия запустила новая порция карикатур сатирического журнала Charlie Hebdo на исламского пророка, после публикации которой 25 сентября неподалеку от редакции пакистанец напал с ножом на прохожих и ранил четырех человек.

Затем, 16 октября, чеченский юноша обезглавил учителя истории Самюэля Пати за то, что тот "развращал" детей в школе, показывая им карикатуры из этого журнала. Двадцать девятого октября в собор Нотр-Дам в Ницце ворвался очередной радикал и, выкрикивая "Аллах акбар!", убил трех христиан. Помимо этого в разных районах Франции было задержано еще несколько человек, которые также планировали нападения.

В начале минувшей недели теракт потряс обычно тихую и безопасную Вену. В восемь часов вечера двадцатилетний террорист, уроженец Вены албанского происхождения, открыл огонь в самом центре столицы. По словам очевидцев, поначалу он метил в посетителей баров, которые собрались отдохнуть накануне очередного локдауна, а затем начал стрелять по прохожим. И хотя террориста удалось нейтрализовать уже через десять минут, в общей сложности от его рук погибло пять человек, а еще 22 получили ранения.

Конечно, если посмотреть на эту трагическую хронику глобально, то она, увы, не покажется чем-то экстраординарным. Все мы помним расправу над журналистами в редакции газеты Charlie Hebdo в январе 2015 года. Серию терактов в Париже в ноябре того же года. Помним, как террорист на 19-тонном грузовике врезался в толпу людей в Ницце, а другой убил священника в церкви в Сент-Этьен-дю-Рувре. А еще нападение в Каркасоне и на рождественском рынке в Страсбурге, атаку на префектуру полиции в Париже, теракты в Брюсселе, теракт на рождественском базаре на Брайтшайдплац в Берлине.

Факт остается фактом: все последние годы Европа становится все менее безопасной, вызывая у некоторых российских наблюдателей озабоченность, граничащую со злорадством: мол, вот они, мультикультурализм и мягкая миграционная политика, в действии. Однако теракты, которые прокатились этой осенью, продемонстрировали не просто этот уже набивший оскомину крах мультикультурализма.

Во-первых, они со всей очевидностью показали неэффективность идеологии, которой руководствуются в своей работе европейские правоохранительные органы и правосудие: радикальных реформ требуют уже не только правые.

Во-вторых, они окончательно доказали неэффективность институтов, которые занимаются интеграцией мусульманских общин, переехавших в Европу.

И в-третьих, эти теракты высветили нечто совершенно новое в том, как пока еще небольшая часть Европы начинает мыслить себя по отношению к мигрантам. Вместо привычной логики "не трогай моего друга-мигранта" на наших глазах, возможно, утверждается идеология радикального и нетерпимого секуляризма, который по своей тональности чем-то напоминает якобизм времен расцвета Великой французской революции.

Полиция, которая не предотвращает

За прокатившейся волной терактов трудно не заметить одну странную черту: кажется, что сотрудники правоохранительных органов, обладая новейшими технологиями всевозможной слежки, способны контролировать граждан во время карантина, но неспособны при этом обеспечить их безопасность, упуская очередную атаку исламского радикализма. Однако бездействие полиции здесь кажущееся.

На самом деле большинство потенциальных преступников хорошо известны правоохранительным органам. Например, один из террористов, 19-летний Адель Кермиш, совершивший нападение на церковь в Сент-Этьен-дю-Рувре, находился под контролем сразу пяти спецслужб. Был хорошо известен и человек, выступивший в качестве главного подстрекателя в убийстве учителя Самюэля Пати, – 61-летний Абдельхаким Сефриуи, выходец из Марокко.

Он неоднократно устраивал демонстрации против светского государства, проклиная "капиталистов и сионистов", активно травил неугодных ему людей через социальные сети – в том числе учителя истории. Его пытались лишить французского гражданства, однако суд отклонил это предложение, несмотря на советы контрразведки. К слову, французское МВД уже давно ведет тщательный учет всех подозреваемых в связях с террористами жителей страны в специальной картотеке.

Наконец, можно вспомнить и признание министра внутренних дел Австрии, который заявил, что террорист Куйтим Фейзулай, убивший пятерых человек в Вене, тоже был "на прицеле" у правоохранительных органов. Еще в июле он пытался приобрести снаряжение военнослужащего в Словакии, о чем австрийская разведка была осведомлена.

Более того, оказалось, что ранее террориста депортировала в Австрию Турция, где, как рассказал генеральный директор по общественной безопасности в МВД Австрии Франц Руф, он был арестован турецкими властями в тот момент, когда пытался попасть в Сирию и примкнуть к местным боевикам. За это его приговорили к 22 месяцам лишения свободы, однако выпустили досрочно.

Как же объяснить такое миролюбие сотрудников правоохранительных органов по отношению к потенциальным террористам? Главным образом подобная толерантность связана с тем, что в течение последних сорока лет в той же Франции ощущается очень сильное давление на правосудие леволиберальной идеологии, против которой иногда бывают бессильны аргументы даже сотрудников спецслужб.

Большую часть времени люди, которых судят за преступления террористической направленности, не находятся под стражей. Суды могут, например, не позволить установить прослушку подозреваемого, как это было с террористом, который совершил атаку в Барселоне в 2017 году. Или не разрешить экстрадировать потенциально опасного человека за пределы страны.

Однако на этот раз возмущение оказалось настолько сильным, что глава МВД Франции Жеральд Дарманен заявил, что 231 "подозрительный иностранец" в ближайшее время будет выслан из Франции. С этой инициативой уже давно выступали местные правые, когда говорили, что всех подобных мигрантов пора отправить домой от греха подальше. Но никто их не слушал. Похоже, сейчас это решение уже не будет остановлено юстицией, а сам список будет пополняться лишь по одному подозрению со стороны контрразведки.

Резервная армия капитала

"Дыни" или "масло" – так тактично называют арабов между собой французы. Тех арабов, которые, как правило, не понимают классического арабского, не знают молитв, никогда не читали Корана, зато строго чтят все мусульманские традиции, передаваемые в семьях из поколения в поколение, в то время как исторические традиции страны своего пребывания они столь же священными не считают и могут обидеться даже на выставленный на улице рождественский вертеп.

И Франция все эти годы не только позволяла им обижаться на христианские символы, но нередко и поощряла такую чувствительность мусульманского населения. Например, длительной полемикой о статусе рождественских инсталляций в общественном пространстве, а затем противоречивым решением Государственного совета от 2016 года о запрете таких украшений в общественных местах, если они не представляют художественной или культурной ценности. Зато строго по мусульманскому календарю в публичном пространстве вас повсюду приветствовали гигантские панно Bon ramadan ("Счастливого рамадана"). Можно ли считать такую политику успешной интеграцией мусульманского населения во Франции? Вопрос риторический.

В одном интервью программе RMC Emission политик и государственный деятель Марин Ле Пен высказала опасение, что для основной массы французов ислам может стать проблемой, а его практика – радикальной. Однако правительство Эммануэля Макрона продолжало настаивать на том, что иммиграция помогает экономике, ведь "иммиграция – это новая резервная армия капитала", как сказал Карл Маркс. И это при том, что в официальных заявлениях не учитывается мощный поток нелегальной иммиграции: от 200 тыс. до 400 тыс. человек в год.

До "варварской поножовщины", как СМИ охарактеризовали атаку 29 октября в соборе Ниццы, основная масса французов делала вид, что проблема под контролем, игнорируя то, как целыми поколениями арабы живут, никак не интегрируясь во французское общество. Например, своим детям они позволяли создавать семьи только с арабами по национальности и мусульманами по вероисповеданию – никаких атеистов, не говоря уже о католиках. Почему же не происходит долгожданной адаптации и иммигранты так и продолжают жить в своих диаспорах обособленно от остальной Франции?

Жан-Мари Генуа, главный редактор издания Le Figaro и специалист по религиям, рассказывает об этом довольно подробно. По его словам, еще в 2003 году по инициативе экс-президента Николя Саркози для контроля над прибывающими мусульманами был создан Французский совет мусульманского культа (Conseil franais du culte musulman). Организация была задумана как центральный орган, призванный контролировать все аспекты интеграции мусульман во французское общество.

Это и строительство мечетей, и обучение имамов, и вопросы мусульманского образования, и квоты на мусульман в армии или среди медицинского персонала, и регулирование халяльного рынка, а также так называемых арабских ночных уголков – допоздна работающих продуктовых лавок в тот период времени, когда другие магазины обычно закрыты. Жан-Мари Генуа подчеркивает чрезвычайную важность этого совета, объединяющего разрозненные мусульманские организации, с которым можно взаимодействовать по различным социальным вопросам, например ношения хиджаба или установки праздничных католических инсталляций.

Однако все это в реальности не сработало. И в первую очередь потому, что исламисты в мусульманских странах за пределами Франции начали активно бороться за доминирование в этой организации.

Рождение "контробщества"

Влияние арабского мира на жизнь мусульман во Франции огромно. Например, Алжир полностью курирует Большую соборную мечеть в Париже. Марокко имеет огромное влияние в организациях, объединяющих мусульман Франции, Египет – в организациях, объединяющих мусульман из Африки. Поддерживает свою диаспору и Турция, а Катар имеет долю в гигантских французских предприятиях, например в Veolia, которое занимается водопотреблением, утилизацией отходов и энергетикой, или в государственных инвестиционных фондах вроде Caisse des dpts.

Все эти страны контролируют свои сообщества по всей Франции, а через них опосредованно и Французский совет мусульманского культа, что, по мнению Жан-Мари Генуа, и препятствует их интеграции в европейскую культуру. Ведь ментально семьи в диаспорах продолжают жить в тех местах, откуда они родом.

Вместе с тем, по данным Le Figaro, на арабских инвестициях как на дрожжах стали расти и развиваться другие влиятельные исламские организации – альтернативные той, что была учреждена Саркози. В 2016 году появился Исламский фонд Франции (Fondation de l’Islam de France). Эта организация внедряет в стране культурные и образовательные проекты, связанные с исламом. В 2018-м возникает Ассоциация мусульман (L.E.S. Musulmans), возглавляемая экс-руководителем организации против исламофобии во Франции. В 2019 году создается Ассоциация мусульман для продвижения ислама во Франции (AMIF), которая декларирует "просвещенный ислам" и борьбу с его радикализацией.

Конечно, французское правительство пыталось всячески усилить свое влияние через Совет мусульманского культа, однако без особого успеха. В 2019 году у экс-министра внутренних дел Кристофа Кастанера даже произошел открытый конфликт с советом. Министр призвал организацию уделить больше внимания работе на местах и создать реально работающие местные структуры в подчинении центра. В частности, он настаивал на появлении в каждой местной организации ячейки борьбы с радикализмом, что, однако, лидерами организации было воспринято довольно прохладно – они не торопились исполнять поручение министра.

Надежды, возложенные на обучение имамов, тоже не принесли результатов, ведь имамы, как оказалось, не являются реальными строгими наставниками прихожан. В основном они дают юридические и житейские советы, а настоящие влиятельные лица находятся в тени в управляющих мечетью органах. Как серые кардиналы, они вне видимого поля и на них нет абсолютно никакого влияния, кроме как по линии диаспоры.

И потому, когда 28 октября в свет вышел номер журнала Charlie Hebdo, где вместе с традиционными издевательствами над пророком Мухаммедом пошутили и над турецким президентом Реджепом Эрдоганом, карикатура вызвала столь огромный резонанс. Общество разделилось на французов арабского происхождения и коренных.

И если первые, включая тех, кто строчил угрозы в непристойных выражениях в адрес журналистов и президента Макрона, однозначно осудили публикацию, то вторые бросились защищать эти рисунки так, будто они столь же священны, как и Коран. Как будто все то, что годами не произносилось и замалчивалось в обществе, вылилось вдруг в мощнейшую поддержку своего права "не верить в Аллаха" и даже смеяться над ним. В каком-то смысле Charlie Hebdo нащупал два очень важных момента: окончательное признание того, что никакой интеграции не было, и мощнейшее желание высказаться свободно даже не на любую тему, а конкретно на тему карикатур в отношении пророка.

В этом символичном "поднятии головы", как говорят французы, изливается вся годами накопленная усталость от налогового бремени в пользу иммигрантов, всех этих "чувствительных" кварталов, паранджей и рамадана и даже внешнего вида французской улицы, когда порой непонятно, где ты – может, уже где-то в Алжире. И в этом смысле заявление французского президента об опасности появления "контробщества" внутри страны звучало как констатация уже свершившегося факта, который вывел французов из толерантной спячки.

Трогай моего друга!

В далеком 1984 году во Франции была основана ассоциация SOS Racisme со знаменитым лозунгом "Не трогай моего друга". Цель этой ассоциации заключалась в том, чтобы бороться против любой дискриминации в тот момент, когда поток иммиграции устремился в страну со страшной силой.

Уже в 2015 году после терактов многие ходили по улицам с песнями, свечами и букетами, говоря: "Мы продолжим выпивать на террасах, мы не будем вас ненавидеть". В соцсетях они постоянно писали "падамальгам" (pas d’amalgame – нельзя равнять все под одну гребенку), чтобы все оставались пацифистами и были тронуты их добрыми чувствами, не понимая, что этот "падамальгам" – прежде всего способ избежать любых дискуссий по существу.

Самюэль Пати, обезглавленный учитель из города Конфлан-Сент-Онорин, сам принадлежал к этому поколению, провозгласившему лозунг "Не трогай моего друга". И он столь же наивно полагал, что показывать карикатуры на пророка в школе, где не учится парижская элита, ради "свободы слова" не представляет никаких проблем – небольшая горячая дискуссия "максимум"...

Однако церемония в его честь во дворе Сорбонны была обставлена устрашающе, как будто символически воплощая глобальную идеологическую перестройку: с этого пацифистского лозунга "Не трогай моего друга" – к радикализации секулярности.

Все политики тогда стояли в масках, соблюдая "социальную дистанцию", торжественно ожидая гроб, пока двор старинного университета оглашала песня "One" группы U2 – таков был выбор семьи жертвы. "Самюэль Пати стал жертвой зловещего заговора, глупости, лжи, ненависти, ненависти к тому, кем мы являемся, по сути, – говорил Макрон на этих похоронах. – Мы продолжим эту борьбу за свободу и разум, символом которой он сейчас является. Потому что мы в долгу перед ним, потому что мы в долгу перед самими собой. Потому что во Франции, профессор, свет никогда не гаснет. Да здравствует Республика. Да здравствует Франция".

И дальше президент страны только развивал эту мысль, говоря, что "ислам – это религия, которая переживает кризис во всем мире". Что нужно создать "правильный", "просвещенный" ислам. Что в школах необходимо продолжать бесстрашно преподавать правильное, то есть предельно светское отношение к миру, попутно запретив домашнее образование, которое государству неподконтрольно. С тем же пафосом говорил об этом же на минувшей неделе и канцлер Австрии Себастьян Курц: "Это борьба между людьми, которые верят в мир, и теми, кто хочет войны. Это борьба между цивилизацией и варварством. Мы будем решительно вести эту борьбу".

Мы видим, как на наших глазах происходит странная метаморфоза, где атеизм, права ЛГБТ на самовыражение, интерсекс-брак, усыновление и деторождение однополых пар, уважение ко всем меньшинствам, права на богохульство по отношению к традиционным религиям и морали становятся не просто хорошим тоном, а некоторой универсалией, и если ее не примешь, значит, сам же растопчешь в себе человечность.

"Сама суть конфликта совсем не в столкновении цивилизованного общества и варварского, а в столкновении двух радикальных идентичностей: религиозной и ультрасекулярной, – замечает в связи этим Роман Лункин, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. – Нужно помнить о том, что становление секулярной идеологии – это главным образом история двадцатого века. В этом огромную роль сыграли левые движения, и сегодня эта идеология наконец окончательно вышла на поверхность и будет, видимо, становиться мейнстримом, так что свобода слова будет теперь реализована в том числе и в "свободе оскорблять". А все, кто будет выступать против этого, станут сепаратистами, которых будут репрессировать".

По сути, теперь светское, так же как ислам в его радикальном изводе, будет реализовываться в терроризме (пусть пока и социальном), причем на государственном уровне, чего раньше не было. И если до этого было ясно, что мусульманские мигранты, способные понять демократию, не способны так же отозваться на равенство полов, то какой от них стоит ждать реакции на подобный ультрасекуляризм?

Как метко заметил французский правозащитник Ясер Луати, "Макрону удалось всего лишь за час своего выступления похоронить принцип разделения религии и государства, взбодрить крайне правых, антиисламски настроенных левых, а также поставить под угрозу жизни мусульманских школьников и студентов, призывая, несмотря на глобальную пандемию, к серьезным ограничениям права обучения на дому".

Принимая во внимание реакцию всего мусульманского мира на слова Эммануэля Макрона после убийства Самюэля Пати (президент мог бы сказать, как раньше, что Франция будет защищать свободу слова, но вместо этого заявил, что Франция, по сути, будет продолжать рисовать карикатуры), означает только одно: теракты будут продолжаться. Но, похоже, теперь и реакция на каждый из них будет все жестче и жестче. Причем не только на силовом уровне, но и на идеологическом. Сердце Европы вновь забилось с той уже, казалось, забытой яростью, с какой оно билось во времена якобинцев, учреждавших новую религию радикального секуляризма.


Дарья ТОПАДЗЕ, Франсуа ПЕЙРАДЬ
9 ноября 2020 г.

Версия для печати

На главную страницу